ФОМА ДВОЯКИЙ
11.ТАЙНАЯ ГОРНИЦА
Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон
где был сад,в который вошёл Сам и ученики Его.
Знал же это место и Иуда,предатель Его, потому
что Иисус часто собирался там с учениками Своими.
(От Иоанна Евангелие, глава 18: 1,2)
Давным-давно одним осенним деньком сам Бог вручил пророку Моисею две каменные таблички на вершине горы Синай. На них с обеих сторон он своими перстами написал заповеди для племени иудеев, с которыми тогда заключил бессрочный договор. Моисей выстрогал из акации ларь, оббил его золотыми пластинками, положил внутрь полученные скрижали, на соседней горе поставил шатёр скинию, отнёс в него ковчег с заветом и завесил его от взоров плотной шторой из крученого виссона и шерсти узорчатой работы.
Древний город Ерушалаим окружённый со всех сторон глубокими долинами стоит на двух холмах - западной горе Синай и восточной Храмовой горе. Крутые склоны холмов венчают крепостные стены, превращая город в неприступную крепость. Римский полководец Гней Помпей Магнус, подступив к городу, скучал не один день, с опаской разглядывая высоченные стены над пропастью. Кто знает, если бы не предатели, открывшие ворота его Девятому Испанскому легиону, Иудейское Царство процветало бы и по сей день.
Ныне на восточном холме города, где когда-то стояла скиния с ковчегом завета красуется великолепный Храм. На западном холме цари Иудеи и первосвященники Храма возвели дворцы для себя, а городская знать построила роскошные дома. Неглубокую седловину между холмами, заселили простые горожане. С тех пор Ерушалаим разделился на два города - Верхний на холме и Нижний между холмам.
В одном из домов Верхнего города неподалеку от крепостной стены в верхней горнице с наглухо закрытыми окнами и запёртой дверью скрывалась, разбежавшись прошлой ночью от людей первосвященника, община Иешуа.
Той ночью светила полная луна, небо было безоблачным, каждая деревцо было как на ладони. Они сидели под маслиной, а Раввуни, стоя перед ними по обыкновению наставлял притчами. В этот сад на склоне горы они захаживали всякий раз, когда приходили в Ерушалаим. Хозяин сада дал учителю ключ от калитки. Кто он такой, ученики не знали. Как не знали многих сторонников учителя. Того же вельможу Никодима, который укрывал их осенью в своей усадьбе после перехода по Самарии или Лазаря в Вифании, к нему они прибежали, вырвавшись из рук фарисеев в притворе Соломона. Да и в эту горницу для пасхальной трапезы их привёл слуга, которого Шимон Кифа опознал по условному кувшину с водой именно в том месте, где указал ждать учитель (кувшины с водой носили обычно женщины). Часто неизвестные люди приходили и, скрывая лицо, шёпотом предупреждали учителя о кознях первосвященника или тетрарха. Когда и каким образом у него появилось столько тайных сторонников, о которых знал только он сам, ученики не ведали.
В глухое время перед рассветом калитка сада с шумом распахнулась, и толпа с кольями и светильниками окружила их. Ученики, вскочив на ноги, собрались отбиваться. Но за храмовниками в сад зашла декурия легионеров, и их воинственный пыл разом испарился, поднять руку на легионера значило приговорить себя на мучительную смерть на кресте. Страшась, они обступили Иешуа, а храмовники со смехом отошли, освобождая место римским воинам.
Впереди отряда рядом с десятником стоял подбоченившись их казначей, внезапно ушедший перед этим с пасхальной вечери.
- Кто из них Иешуа из Назарета? - спросил его десятник, разглядывая в темноте кучку людей.
- Тот, кого поцелую, деканус Петроний, - угодливо ответил Ехуда и подбежал к жавшимся друг к другу ученикам.
- Радуйся, Равви! - крикнул он и потянулся, пытаясь поцеловать Иешуа, но учитель, сморщившись, отклонился. Воины, оттолкнув целовальника, быстро связали указанного человека, а затем и остальных, кто был рядом.
- Забирайте пленников, - позвал десятник людей первосвященника. В суматохе Фома приблизился к деканусу, хмуро наблюдавший за храмовниками и прошептал ему несколько слов.
Петроний с удивлением поглядел на него и тихо спросил:
- Что надо, говори.
- Отпусти остальных, за нами вины перед Римом нет, - прошептал Фома и отошёл.
- Развязать всех, кроме назаретянина, - сразу приказал деканус. Недовольные стражники отошли и со злобой смотрели, как легионеры развязывают учеников и, размахивая палками, стали кричать: "Вы всё равно не уйдёте от нас".
Десятник подошёл к освобождённым пленникам и посоветовал:
- Бегите отсюда быстро. Пока моя декурия здесь, они не посмеет вас тронуть. - И неспешно стал строить легионеров, искоса поглядывая, как перепуганные ученики, прячась за деревьями, разбегаются кто куда. Только к полудню они собрались в доме, который покинули ночью после пасхальной трапезы. Последним после полудня пришёл молодой Иоанн бледный и заплаканный и рассказал, как последовал за связанным учителем во дворец первосвященника, потом в преторию прокуратора, потом с толпой взошёл на Голгофу и смотрел, как распинали учителя. Опечаленные ученики, ужасаясь его рассказу, скорбели, слушая о мучениях, которые он испытывал перед смертью. Иоанн замолчал и, всхлипывая, прижался к старшему брату. В наступившей тишине Матфий, покопавшись в своей сумке, извлёк клочок папируса и, откашлявшись, напомнил:
- Разве мы забыли, как в Галилее Раввуни сказал, - и он громко прочитал: "Меня убьют, и я в третий день воскресну из мёртвых". А мы как неразумные дети спрашивали друг друга, "что значит, воскреснуть из мёртвых?" - и, смахнул одинокую слезу, уверено заявил: "Раввуни воскреснет и придёт сюда!"
Утром следующего дня Фома подпоясался, надел плащ, взял мешок с инструментом и, сказав: "К вечеру вернусь", снял с двери засов.
- Куда это ты? - встревожился Шимон Кифа.
- Второй день голодные сидим. Пойду, пару денариев заработаю.
- Пусть идёт. Ехуда, шмот козлиный, все наши деньги прихватил, - ругнулся Иаков, негласно соперничавший с Кифой за место по правую руку учителя.
- И послушай, о чём торговцы на рынке толкуют. Им сороки первым приносят каждую новость, иначе у них не будет гешефта, - наказал Варфоломей со своей лежанки.
Выйдя в узкий переулок, Фома, щурясь от солнечных лучей, вздохнул полной грудью утреннюю свежесть и сразу забыл затхлость закрытого помещения. Он по привычке огляделся. Было как-то радостно вокруг. Вездесущие пичужки наперебой чирикали на заборе приветствуя солнце, в лучах которого вдали сверкал Храм. Его стены сложенные белоснежным мрамором были покрыты вверху золотыми листами. Оттого он казался большим белым облаком, несущим по небу второе ослепительное солнце.
На улице почти никого не было. Знатные горожане ещё досматривали сны. Изредка развозчики продуктов тарахтели пустыми тележками, возвращаясь в Нижний город. Фома с лёгким сердцем свернул в ближайший проулок и направился в сторону дворца Ирода. Различив среди обычных утренних звуков быстрое шлёпанье деревянных подошв по мощеным плитам, он тут же забежал за ближайший угол, опасаясь, "уж не за мной ли погоня". Осторожно выглянув из-за увитого плющом забора, Фома увидел несколько храмовых стражников без плащей в одних мокрых от пота туниках, которые бежали к стоящему неподалёку дворцу первосвященника и злорадно усмехнулся: "Плохие новости узнает Каиафа".
Часто оглядываясь, он дошёл до стен дворца и стал перед открытыми воротами. Над воротами в углублении белел бюст кесаря Тиберия. Ниже сверкал медный медальон с рельефным изображением свирепой головы кабана, символа Десятого Стерегущего Пролив легиона. Несколько легионеров с короткими копьями ходили перед входом навстречу друг другу. Один из них направил на Фому длинный наконечник пилума. Фома негромко сказал ему свои слова, и легионер пропустил внутрь. Командир наряда выделил ему одного стражника в проводники, а второй трусцой побежал во дворец с донесением и скоро скрылся из виду.
Фома, спеша за провожатым миновал сверкающий струями причудливый фонтан. Слева и справа за деревьями возвышались белоснежные здания. Навстречу им маршировала декурия легионеров. Уступая дорогу, Фома узнал в шедшем впереди командире декануса Петрония. Десятник, также узнал его и искренне улыбнулся. Провожая взглядом отряд, Фома с удивлением отметил, что обычно суровые лица легионеров на этот раз были весёлые. "Ну и дела, - подумал он, - люди первосвященника бегают в мыле, а эти радостно маршируют".
В просторной прихожей дворца скучал знакомый ему по перевалу Мегиддо рыжий викинг. Подперев колону плечом он, поглаживал заплетённую в длинную косичку бороду. Увидев Фому, рыжебородый оживился и, жестом отпустив сопровождающего легионера, повёл его вглубь дворца, на ходу говоря хрипловатым голосом: "Одноглазый Один в Вальхалле рад, когда с предателя сдирают кожу. Я буду радовать его один глаз твоей шкурой. Ты береги шкуру, в ней не надо дыр". Фома пропускал мимо ушей корявую речь, считая, что так рыжебородый развлекается со скуки.
Невзрачный старик, командующий тайной стражей, внимательно прочитал протянутый папирус и без вопросов оценил донесение: "Всё сходится". Потом добавил бесстрастным голосом: "Ночью тело назаретянина украли из пещеры. Каиафа теперь перевернёт весь город. Когда он вас поймает и обвинит, вы все будете казнены. Сейчас ваша жизнь зависит от того, кто первый разыщет вонючий труп - мой сыск или люди Каиафа. Поэтому сидите тихо как мыши в норке".
Протянув денарий Фоме, он вдруг спросил: "Сколько вас там, в норке?" и, услышав ответ, добавил ещё несколько монет.
- Мой центурион, а если храмовники принесут труп какого-то несчастного доходяги? - пряча серебро, осторожно спросил Фома.
- Разумно, - согласился начальник, - тогда мой десятник доподлинно узнает, чей труп они приволокли на опознание, - и, кивнув на рыжебородого, усмехнулся. - У него даже глухонемые песни поют.
Подумав, стоит ли говорить, старик всё же доверительно добавил:
- Прокуратор знает, что вы не причём. У пещеры охрана не видела ни вас, ни других людей, а её охраняла декурия из двенадцати человек. Но покойник взял и исчез, тело пропало неизвестно как. Пока не найден труп, Пилат думает, что ваш пророк сам ушёл, - не удержавшись, он хмыкнул, - на своих двоих. - Потом вздохнул, - Игемон мается головной болью, считая, что это кара Юпитера за уступчивость Каиафе, - и приказал рыжебородому: "Уводи".
***
Фома же, один из двенадцати не был тут с ними, когда приходил Иисус.
Другие ученики сказали ему: "Мы видели Господа. Но он сказал им:
"Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего
в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в рёбра Его, не поверю".
(От Иоанна Евангелие, глава 20: 24,25)
Вернулся Фома ночью. Радостный Иоанн, подбежал к нему и, не дав толком войти, обняв, выпалил: "Раввуни вечером пришёл и сказал: "Мир вам!" Хмурый Фома, вспомнив слова командира тайной стражи, что гроб опустел, сразу повеселел. Вручив Иоанну корзину: "Отнеси вниз", он подсел к товарищам. Они кто, полулежа на подушках кто, сидя, поджав ноги на ковре, перестав спорить, с сожалением глядели на Фому. Лишь Варфоломей, признательно улыбнувшись, прихрамывая, спустился с Иоанном к очагу. Уже снизу донёсся его довольный возглас: "О, и большой кувшин вина!"
- Эх, Фома, Фома, не надо было тебе бегать по городу, - сказал Кифа нравоучительно.
Фома пожал плечами и с намёком спросил, - а у кого аппетит немереный, у меня? А вино кто пьёт за двоих, Иоанн безусый?
Кифа смущённо отвёл глаза, а счастливый Матфий, пояснил:
- Раввуни воскрес. Сегодня как раз третий день.
- Он сидел среди нас, наставлял, - сказал Иаков и похлопал Фому по плечу, - а тебя не было.
Фома развёл руками мол "что поделаешь", и вдруг спросил друзей: "Это точно был наш Раввуни?"
Они непонимающе уставились на него и разом возмутились: "Нам не веришь? Как ты можешь? Забыл, как он говорил "я в третий день воскресну?"
- А вдруг это лицедей был? - настаивал Фома.
- Учитель показал нам раны на руках и ногах, - пояснил Филипп, - разве этого мало?
Но Фома, зная что, если он донесёт Пилату что пророк из Назарета воскрес, а потом найдётся тело, то всю общину Сверр Бешеный отправит к рыжебородому радовать одноглазого Одина свежими кожами, ответил, перекрикивая возмущённые возгласы:
- Рынок шумит о том, что мы украли тело учителя из гроба. По городу рыскают ищейки первосвященника. Римляне тоже ищут. Если тело найдётся, нас побьют камнями. Поэтому пока я сам не потрогаю раны учителя я… - он запнулся и нескладно закончил: - Некоторое время, пока страсти не улягутся нам надо сидеть здесь как мышки в норке.
- Ты не Фома двоякий, а Фома неверующий, - в сердцах выпалил Кифа и безнадёжно махнул рукой, - что тебе не скажи, пять раз переспросишь, словно меняла, который каждую монетку проверяет на зуб.
В это время Варфоломей принёс чан с чечевичной похлебкой, а Иоанн кувшин с вином и страсти само собой улеглись.
Так в разговорах, пересказывая друг другу одно и то же, прошла неделя. Община, закрывшись в доме, в тревоге коротала время, боясь каждого шороха за дверью и стука за воротами. Лишь Фома иногда выходил на рынок и сразу возвращался. Раз в толчее его опознал фарисей и позвал стражников. Несколько фарисеев тут же схватили его за руки, а старший из них стал допытываться: "Не ты, ли тот плотник, который ученик назаретянина?" Фома приблизился к его уху и прошептал несколько слов. Тот засомневался: "А не врёшь?" и повёл на заставу у входа на рынок. Хмурый легионер, выслушав Фому, подозвал старшего фарисея и со всей силы огрел его железным наконечником: "Ты что забыл слова или такой тупой!"
Утром восьмого дня заспанные ученики, вновь увидали посреди горницы учителя. Иешуа стоял, раскинув руки, словно обнимая их, и ласково улыбался: "Мир вам всем!" Потом подозвал Фому: "Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в рёбра Мои; и не будь неверующим, но верующим".
Фома упал на колени, обнимая ноги Учителя, и, раскаиваясь, заплакал навзрыд. Иешуа поднял его: "Хватит, хватит слёзы лить", взял ладонь Фомы и приложил к затянувшейся ране между своих рёбер. С силой нажав, он сам вдавил пальцы в рану. Из раны сразу покатились капельки крови, а Фома, испугавшись, тут же отдёрнул окровавленные пальцы. Ученики с ужасом смотрели на его ладонь обагрённую кровью, а расторопный Варфоломей, разорвав на себе хитон, быстро обмотал им грудь учителя, потом чистой тряпицей ладонь Фомы.
Иешуа, прикрыв плащом перевязанную грудь, сказал притихшим ученикам: "Наш Фома поверил, потому что увидел меня; блаженны не видевшие и уверовавшие". А красному от стыда Фоме, чтоб услышал он один, наказал: "Передай Пилату, что его голова больше никогда не будет болеть", и незаметно как пришел, так и вышел из горницы. Ученики, толкаясь, сразу окружили Фому, с завистью протягивая пальцы, чтоб коснуться тряпицы на его руке. Смущённый Фома спрятал руку под плащ и сказав обычное: "К вечеру вернусь", быстро скрылся за дверью.
Услышав от Фомы, что назаретянин жив, Сверр Бешеный прямиком повёл его в зал с фонтаном. Прокуратор с закрытыми глазами сидел недвижно подобно мраморным изваяниям вокруг, опустив ноги в воду. Услышав шаги, он с раздражением оглянулся.
- Говори кратко и не громко, - прошептал Бешенный.
- Мой Игемон, - поклонился Фома, - Иешуа, пророк из Назарета воскрес. Я утром видел его и говорил с ним.
Иешуа воскрес, - как эхо отозвался еле слышно прокуратор, продолжая глядеть на блики в воде и потирая пальцами виски, всхлипнул, и уже твёрдым голосом переспросил: "Он что, живой?"
- Учитель позволил мне осмотреть себя. Я трогал его затянувшиеся раны на ногах и на руках, а в свою рану между рёбер он сам вложил мои пальцы.
Фома осторожно снял тряпицу с руки и протянул бурую от запекшейся крови ладонь. Пилат недоверчиво осмотрел руку и нерешительно ковырнул ногтём корочку на среднем пальце.
Лицо его перекосила гримаса, то ли от недоверия, то ли от боли:
- Это невозможно, - прошептал он, и повёл головой, сдерживая стон.
- Мой Игемон, сейчас твоя голова болит, но… - с жалостью промолвил Фома и, увидев враз вспыхнувшие бледные щёки Пилата, испугано замолчал.
- Да как ты? - гневно прошипел Пилат, - да я тебя…
Бешеный тут же схватил Фому за плечо и, развернув, наотмашь ударил и занёс снова кулак.
- …больше не будет болеть, никогда. Так Раввуни сказал, - выпалил, сжавшись, ожидая удара Фома.
- Стой! - вдруг выкрикнул Пилат и бодро выбрался из фонтана, став мокрыми ногами на пушистые полотенца. Бешеный, отпустив Фому, бросился вытирать ему ноги. А Пилат, обхватив голову руками, воскликнул: "Она не болит! Как это чудесно!"
Не скрывая радости, он как равного поприветствовал Фому, и приказал стоящему на коленях с мокрым полотенцем начальнику тайной стражи: "Передай Каиафе, что если кто из его людей косо посмотрит на учеников пророка из Назарета, тот подвергнется бичеванию. А Ехуду из города Паниас достойно награди".
Рыжебородый скиф, увидав распухшее лицо Фомы, довольно потёр руки и оскалился: "Мало тебе предателю. Когда я доберусь до твоей шкуры, мало не будет". Едва поспевая за ним к воротам, Фома спросил: "Мой начальник, если я предложу в жертву одноглазому Одину взамен себя другого предателя, да такого гнусного, представь, что ты предал своего Одина, ты отстанешь от меня?"
Викинг остановился и, глядя в упор налившимися кровью глазами, выдохнул: "Я не предам Одина! Кто этот гнусный предатель, говори?"
Фома загадочно произнёс: "Спроси декануса Петрония про поцелуй в саду, и он приведёт предателя к тебе, и ты порадуешь своего Одина. Одноглазый в Вальхалле будет очень рад, когда его глаз увидит продажную шкуру".
СОДЕРЖАНИЕ:
as-kurt@yandex.ru