Одеколон "Мак"

В конце мая третьекурсники Старооскольского геологоразведочного техникума распределялись на преддипломную практику. Будущих буровиков направляли в основном в экспедицию по разведке железистых кварцитов курской магнитной аномалии. А в "дальние края" вакансий было мало, так в Иркутское Геологическое Управление всего два места на две группы. Желающих отправиться туда было много. Повезло Жоре и Лёшке. И тогда же на радостях, они договорились между собой, что кто больше заработает, с того бутылка коньяка. Ни тот, ни другой ещё его не пили, пробовали только водку, и то по случаю. Единственное, что могли позволить себе бывшие восьмиклассники, а теперь старшекурсники при стипендии в 20 рублей, так это стакан портвейна перед танцами, да и то не всегда. Поэтому и выпендривались друг перед другом.

После четырёх месяцев работы помбурами (помощник бурового мастера) в конторе им выдали на руки окончательный расчёт, и вышло, что Жоркина сумма оказалась немного больше.

В гастрономе недалеко от Иркутского аэропорта гордый Жора купил самый дорогой коньяк - пузатую бутылку болгарской "Плиски" с пятью звёздочками.

Оставалось всего неделя до начала занятий, и чтобы заехать домой хотя бы на пару дней (Лёхе в Волгоград, а Жоре на Донбасс), друзья решили лететь до Москвы самолётом, а не тащиться из Иркутска на поезде. Оба летели на ТУ-104 впервые и поэтому приятно изумились, когда стюардессы принесла им по большому куску курицы с рисом.

- Наверное, уже над Уралом летим - предположил Жора, и опасливо оглянувшись, откупорил бутылку "Плиски". - Что тянуть с ней, да и закусь, глянь какая, о-го-го!

- Да, это тебе не одеколон "Мак", - подначил язвительный Лёха.

Жорку таки передёрнуло от его слов, он невольно вспомнил, как долго "пел рыголятину", держась при свете луны за стену барака.

* * *

В конце лета в маленький посёлок геологов прилетел вертолёт с весьма необычным грузом. Из него среди прочего добра выгрузили ящики с водкой, коньяком и шампанским, которые кладовщики бережно установили на тракторные сани под бдительным присмотром завхоза. И это несмотря на то, что в партии соблюдался строгий "сухой закон". Рабочие, конечно, втихаря от начальничков баловались брагой, но это было редко, когда кто-нибудь возвращался после отлучки с дрожжами. Естественно вечером новость про ящики с "водярой" всколыхнула весь посёлок, и мужики допоздна оживлённо гадали-рядили, с чего бы это, пока не угомонились на кроватях, стоявших рядами вдоль обеих стен длинного барака.

На следующие выходные в конторе произвели выдачу спиртного строго по списку под роспись. Простому работяге полагалась бутылка водки и флакон одеколона треугольной формы, а каждому ИТРу (инженерно-технический работник) - соответственно бутылка коньяка и бутылка шампанского. Начальство своё мероприятие, к всеобщему удовольствию трудового народа и прочих мастеров-инженеров связало с празднованием Дня Шахтёра.

Потом выяснилось, что во всём Союзе впервые за многие годы произошло подорожание алкоголя и притом очень значительное. Цены взлетели больше полтинника за бутылку. Привыкший к ежегодному снижению цен на продукты и ширпотреб, а более всего к стабильной "два восемьдесят семь" стоимости поллитровки граждане не сразу приноровился к новым ценам, и в магазинах случилось невиданное бутылочное затоваривание. Тогда, решили работяги, "аж с самого верху спустили директиву с требованием разгрузить магазины, вот, в тайгу к ним и полетел борт с дорогущей водкой, не говоря уже о коньяке".

К вечеру они быстренько выпили сначала водку, а после разбавленный одеколон, потом слово за слово, повспоминав старые обидки и слегка поколотив друг дружку завалились спать. Наутро все пошли на работу, а начальство "войдя в положение" не заметило отдельные случаи нарушения трудовой дисциплины.

Вот в ту самую ночь, Жора и хватанул ради интереса и бравады полстакана побелевшего как молоко, разбавленного "Мака". Привкус одеколона оказался настолько противным и неистребимым, что его замутило, и он выскочил наружу, отбежал подальше за угол, и там долго и мучительно выворачивался наизнанку, опершись о стену и с тоской разглядывая между рвотными позывами яркие звёзды размером с кулак на чистом небе.

Толян

Закрыв успешно весеннюю сессию, Жора сразу же отправился "навстречу приключениям", устроившись на третьей полке общего вагона, и все пять суток пути, питаясь куском разомлевшего от жары сала, которым поделился с ним сосед по комнате, приехавший учиться на геолога из деревни неподалёку.

Поисково-разведочная партия, куда его направило иркутское Управление, работала в горах на Саянах и базировалась на седловине между сопок с каменистыми вершинами и крутыми склонами, покрытых кедровой тайгой; местные жители называют их "гольцами". Летом туда "только вертолётом можно долететь", как в популярной песенке пелось. Здесь на гольцах геологи обнаружили поле пегматитовых жил с редкими металлами. Так как сырьё имело стратегическое значение, Управление развернуло там совмещённые поисково-разведочные работы. По склонам "пегматитовой" сопки потянулись магистральные канавы, которые проходились "на взрыв", обнаруженные жилы с цезием, ниобием и танталом подсекали на глубине буровыми скважинами, после чего рудные тела разведывались внутри сопки штольнями.

Народу в партии было много, но рабочих рук всё равно не хватало, работали в две смены по двенадцать часов. Контингент был разношёрстный, в основном это были "бичи" - постоянно кочующие по геологическим экспедициям работяги со сложной биографией и так называемые "химики" - досрочно освобождённые заключённые, которые отрабатывали свои оставшиеся срока "на стройках народного хозяйства". Были среди них и "откинувшиеся" после заключения зеки, которые "отмотали своё от звонка до звонка" и после освобождения подались к геологам за длинным рублём.

Контора и административные постройки партии стояли на возвышенности относительно ровной поверхности склона, рядом - столовая, в ней все питались за "крестики", за которые в конце месяца вычитали денежку из зарплаты. Ниже стояло десятка полтора отдельных домов, в которых жили начальство и прочие ИТРы, а рабочий люд располагался в двух длинных бараках на отшибе у крутого обрыва.

Жора заселился в первый барак, народ в нём тёртый жизнью, жил по принципу - сам живи и другому не мешай. Вечерами после работы, разбившись на "свои" группы, бичи гоняли по кругу "чифирбак" - большую кружку с запаренной пачкой чая, из которой по очереди цедили из разбухшей заварки горячую густую жижу. Потом допоздна шумно с руганью резались в "очко" за длинным столом, зачастую проигрывая друг другу месячную зарплату, а то и деньги наперёд.

* * *

Вскоре Жора уразумел, что в их бараке негласно верховодит невысокий жилистый человек, которого все звали просто Толян. Издалека он смотрелся худым подростком, вблизи был похож на добродушного старичка без бороды, хотя ему навряд было больше пятидесяти лет. Дня через три, когда Жора уже освоился, Толян подозвал его к столу, где осторожно пригубливал кружку с чифирем. Он подвинул ему кружку и, улыбнувшись, предупредил:

- Не обожгись смотри, почти кипяток.

Глубокие морщины, словно лучики, рассыпались вокруг серых с синевой глаз, смотревшие с интересом и одновременно требовательно. Жора осторожно отхлебнул обжигающую жидкость из бурой массы распаренной заварки и скривился. Напиток был очень горький и вяжущий на вкус. Толян в свою очередь сделал глоток и снова протянул кружку Жоре. Жора закачал головой, отказываясь.

- Ты был в Ленинграде? - тогда обыденно спросил Толян, держа горячую кружку между ладонями, слегка перебирая пальцами.

- Нет, а что?

- Я вот питерский. А ты сам?

- С Донбасса, шахта Глубокая рядом с Горловкой.

- И что же тебя в геологи потянуло, шёл бы в шахтёры, - поинтересовался Толян.

- Да сперва хотел в мореходку, - признался Жора и запнулся, - только меня укачивает сильно, вот и пошёл в геологический. Я по натуре - бродяга.

Толян неожиданно рассмеялся так, что сидевшие невдалеке мужики уставились на них.

- Бродяга … ха-ха … ты? … из тебя это, … однако, выйдет бродяга, - отсмеявшись, добавил он. Потом спросил удивлённого его смехом Жору про друзей, про порядки в общаге. Незаметно Жора разговорился, а Толян, прихлёбывая остывающий чифирь внимательно слушал, иногда вставляя короткие реплики. Взглянув на кружку, Жора вдруг вспомнил, как на практике в прошлом году, когда работал верховым на буровой вышке, мастер после спуска снаряда в скважину приказал ему сварить чаю. Как его варят, Жора толком не знал, поэтому, недолго думая, плеснул в чайник немного воды, высыпал туда большую пачку "со слоном" и вскипятил. Увидев это, мастер разорался страшным матом, проклиная придурка испортившего пачку чая, но за него вступился помбур, здоровенный мужик с одним стеклянным глазом: "Правильный пацан, хороший чай сварганил, я забираю, а тебе пачку завтра верну, кончай базар свой".

- Постой, постой, - перебил Толян, - а у одноглазого все пальцы были на руках?

- Кажется, не было мизинца на левой руке.

- Ну, мир тесен! Надо же! Жив значит, не сгинул в тундре бродяга, - и уже вставая, добавил: - Раз он тебя определил "правильным", так и будет.

После того разговора, Толян иногда подходил к Жоре, спрашивал, как идут дела. Мужики в бараке, видя это, держались теперь с Жорой по-свойски, не подтрунивали, как впервые дни, привыкай, мол, салага к жизни.

В посёлке оказалась, была библиотека и Жора, как только смог, смотался туда. Среди потрёпанных книг ему бросился в глаза более-менее опрятный том Александра Блока. Потом когда, он бормотал его стихи, проходивший мимо Толян, остановился:

- Что читаешь? - спросил, но в книгу не заглянул.

Жора прочитал с выражением:

Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
С раскосыми и жадными очами!

Толян одобрительно кивнул.

- А такие, знаешь? - и негромко пропел, чётко выговаривая каждое слово:

И меня по утрешнему свею,
По тому ль песку,
Поведут с верёвкою на шее
Полюбить тоску.

- Первый раз слышу, - удивился Жора его пению.

- Песня босяцкая, а стихи Есенина, - пояснил Толян.

Со временем Жора узнал, что Толяну и ещё троим зекам их барака, отбывших в заключении больше двадцати лет, запретили посещать крупные города, вот они и завербовались сюда "перекантоваться" на первое время.

Гуляшка

Среди лета на Гольцы прилетел вертолёт "Ми-8" с двумя десятками рабочих. Всех их поселили в дальний полупустой барак. Народ этот прибыл из Казахстана, в основном это были "химики" из Карагандинских лагерей. Держались эти "казахи", хотя настоящих казахов среди них было мало, особняком. Довольно быстро они установили в бараке свои порядки, и заправлять там стал коренастый кривоногий Хан, амбал с узкими глазками на смуглом скуластом лице.

Как-то вечером Жора перебирал за столом стопку зачитанных журналов, как к ним зашли два канавщика из нижнего барака. Они подсели к Толяну, чифирившему со своим кругом и вся компания негромко заспорила между собой, передавая чифирбак друг другу.

Жора подвинувшись ближе, стал прислушиваться, для виду листая журнал, не заметив, что держит его вверх ногами. Уже несколько дней среди бичей ходили разговоры про "оборзевших казахов". Скорее всего, речь шла о них.

- Что скажете? - спросил Толян своих корешей.

- Так нет беспредела, - пожал плечами один.

- Предъявить им конкретно нечего, - согласился второй.

- Так, что вот так, - подытожил Толян и, заметив Жору, застывшего с открытым ртом, недовольно нахмурился.

Жора схватив журнал, быстро последовал из-за стола следом за разочарованными просителями.

Всё бы так и осталось как сложилось, сплочённые между собой "казахи" продолжали бы помыкать мужиками того барака, но случилось следующая история.

У Толяна была "своя" собачка незнаемой породы, низкорослая с рыжими пятнами на белых боках молодая сука. Когда-то она была ничейной и обитала возле столовой. Вот Толян её и прикормил. А когда собачонка стала повсюду бегать за ним как привязанная, соорудил ей будку возле барака. Теперь, как только Толян появлялся на крыльце, Гуляшка сразу выскакивала навстречу, так он её ласково звал, на взгляд Жоры всё же странновато. Раз наблюдая, как Толян скармливает печенье своей Гуляшке, у которой уже бока лоснились, Жора даже подумал: "Уж не откармливает ли он её, чтобы потом на гуляш пустить".

В общем, в одно утро, Гуляшка не выскочила, как обычно, из своей конуры, а Толян, покликав её, угрюмо направился к штольне без неё. Вечером, обсудив бараком пропажу собаки, все сошлись на мнении, что её, скорее всего, "сожрали казахи". Ближе к ночи Толян отправился в их барак. Пробыл он там недолго и вернулся мрачным. Жора слышал, как он сказал своим, курившим на крыльце:

- Говорят, ничего не знают, крысы локшовые.

Эту ночь Жора спал чутко и когда под утро проснулся, то в серой темноте разглядел, как несколько человек направились к выходу. Он торопливо оделся и выскочил следом в предрассветную прохладу ночи. За крыльцом мужики деловито разбирали черенки от лопат. Толян, обернувшись на шум, и разглядев Жору, погрозил ему кулаком и, не сказав ни слова, направился вниз к бараку, а за ним остальные.

Жора прошёлся чуть следом и остановился, прислушиваясь. Вскоре в тишине послышались еле различимые крики, потом они затихли. Всё стало ясно, надо было возвращаться. Но возбуждение от ночного приключения прогнало сон напрочь. Жора устроился на крыльце и стал разглядывать тускнеющие звёзды. Совсем рассвело, когда Толян со своей компанией разбудил задремавшего Жору.

Утром изувеченного Хана и двух казахов в тяжёлом состоянии нашёл фельдшер на крыльце своего медпункта. Они всем рассказывали, что отправились ночью рыбачить сома, но сорвались в темноте с обрыва и разбились на камнях, еле добрались до медпункта. Начальство всё конечно узнало, но план - это закон! Первым же бортом битых казахов отправили восвояси. Остальные "казахи" отделавшись синяками, продолжали ударно выполнять план.

Выбрав момент, когда компания Толяна расслаблялась чифирем Жора не утерпел и спросил, как это они вчетвером одолели такую ораву.

Все довольно заулыбались, а Толян понимающе посмотрев на Жору, сказал без обиняков:

- Да мужики там сами скрутили всех "казахов". Вот только здоровенный Хан вырвался наружу, долго потом его гоняли по посёлку, пока он не вломился в сени одного из ИТРовских домов.

- А то бы убили? - ляпнул, не подумав, Жора.

- Зачем? Просто за подлянку ответили, по баранине, мол, соскучились, чушкари поганые.

Авоська

В августе практика заканчивалась, но Жора решил поработать на каникулах. Лёха поколебавшись, тоже остался, немаловажную роль в их решении сыграло то, что, за работу на буровой они получали "большие деньжищи" и грех было не подзаработать на зиму.

Вместе с ними неожиданно уволился и Толян.

- Надо мать наведать, старенькая совсем.

- Тебе же нельзя в Ленинград.

- Двадцать лет не видел, - грустно пояснил он, потом привычно улыбнулся, - Всё будет пучком.

С Гольцов улетали только они трое. В леспромхозовский посёлок вертолёт прилетел под вечер. Автобус до железнодорожной станции уже ушёл. Экспедиционная "заежка" была на замке, а посёлок был маленький без гостиницы. Жора предложил отравиться в лесок и развести костёр.

- Весь прикид дымом провоняет, - не согласился Толян, - Айда пацаны в магазин.

Пока ребята глазели на полки, Толян загрузил в сетчатую авоську четыре бутылки водки, буханку хлеба и три банки килек в томате.

- Не маловато на троих будет, дядя? - не удержавшись, съехидничал Лёха.

- Если не хватит, гонца пошлём. Зато спать будем на перинах, да ещё жареной картошки наедимся, - серьёзно объяснил Толян, будто не понял Лешкиного подвоха и неспешно пошёл по деревянному тротуару вдоль улицы, слегка позванивая бутылками. Встречные мужики вожделенно пялились на сетчатую авоську. Наконец Толян обратился к аккуратно одетому мужичонке интеллигентного вида, который дольше других разглядывал авоську, вежливо спросив его, где тут можно переночевать до утреннего автобуса.

"Да у меня можно! Тут совсем рядом", - сразу же предложил интеллигент.

Как и обещал Толян, хозяйка водрузила посреди стола сковороду с жареной картошкой и поставила рядом эмалированную миску квашеной капусты с клюквой. Пока хозяин "знакомился" с гостями, она настелила на полу в горнице кучу разного тряпья и одеял.

Вскоре на огонёк "заскочил по делу" сосед. Толян налил ему почти стакан, сосед сходу выпил и, неопределенно махнув рукой, быстро удалился и почти сразу вернулся с куском вяленой сохатины. Когда в дверях нарисовался долговязый второй сосед, Толян, без слов остаканил и его, затем всучил ему синюю "пятёрку" и отправил за бутылкой в магазин.

Утром, выспавшись, они сели в автобус, потом на электричку и к вечеру были в Иркутске. В дороге Толян неожиданно изменился, весь ушёл в себя, на ребят посматривал отстранённо, словно на случайных попутчиков. Сойдя на перрон, сухо распрощался с ними и ушёл, затерявшись в толпе пассажиров иркутского вокзала.

Больше Жора не видел Толяна. И не слышал о нём, несмотря на расспросы многих бичей потом по жизни.
 

Другие бичевскин рассказы: ПРЕДИСЛОВИЕ ТРАКТОР САМОРОДОК ПЕЧКА НАЧАЛЬНИЧЕК ДЕНЬ ГОРНЯКА ПОИСКОВЫЙ ОТРЯД. Часть 1. Димедрол ПОИСКОВЫЙ ОТРЯД. Часть 2. Сапог. ЖИВОЙ МАМОНТ