Бичевские рассказыЦикл "Борода и годы" НАЧАЛЬНИЧЕКВ конце мая Палыч, начальник партии, передав дела геологу Супруну, отбыл в экспедицию. Перед отъездом сказал, что полетит в родную Полтаву лечить свои болячки и чтоб до осени его не ждали.
*** В начале июня на участок прибыли два "Урала" с соляркой, продуктами и прочим снаряжением. Все кто был внутри жилого барака, вывали наружу и, задымив, глазели на приближающие машины; прибытие транспорта с экспедиции всегда было событием в однообразной полевой жизни.
Груженые грузовики остановились перед бараком. Шофера, поселковые парни, попрыгивали с подножек и, поздоровавшись с бичами, тоже закурили. А из кабины передней машины неуклюже спустился толстый кривоногий бурят. Одет он был как-то странно, не по "полевому". Под куцым нейлоновым плащом виднелся пиджак и галстук. На голове по самые уши была нахлобучена, видимо просторная шляпа. В руках он держал большой коричневый портфель с застежками. Семеня надраенными до блеска ботинками, этот человек направился к рабочим и, не доходя, остановился. Молча, осмотрев толпу чёрными сверлящими глазками сквозь узкие щёлки на жирном лице, незнакомец важно кивнул головой в шляпе, типа поздоровался со всеми, и сразу так строго спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
Ответив за всех, Чибучин сплюнул себе под ноги, сунул снова папиросу в зубы и стал откровенно рассматривать чудного бурята.
А тот снова мотнул головой в шляпе, словно разрешая не работать и, потеряв интерес к рабочим, отвернулся к маячившему сзади геологу. Супрун тут же протянул руку, но прежде чем пожать её, бурят спросил:
- Что за налима привезли, ребята? - глядя им вслед, обратился к шоферам Чибучин.
Приезд нового начальника особо не затронул повседневную жизнь партии. Каждый делал своё дело, горняки били канавы, буровики бурили скважины, повар всех кормил утром-вечером. Работами, как и раньше, заправлял геолог, а начальник сидел с бумажками в камералке или пересчитывал банки-склянки на складе. В общем, он ни кому он не мешал. *** В конце месяца Жора, отмывшись от грязи после дневной смены, пришёл на кухню поужинать. Под брезентовым навесом сидели почти все горняки, кто-то доедал кашу, а кто уже поел, не расходился. Устроившись на скамейках и чурбанах, собравшийся народ, покуривая, попивал чаёк, и лениво ругал повара, который, огрызаясь, собирал со стола пустые алюминиевые миски и бросал их в бак с горячей водой. Навалив себе с верхом ещё тёплой гречневой каши, Жора уселся и тут заметил ведомость за питание посреди длинного стола; подтянув её и взяв лежащую рядом ручку, нашёл свою фамилию в списке… и положил ручку обратно на стол. В ведомости не было ни одной подписи, а напротив его фамилии стояла сумма рублей на десять больше обычной. Ведомость за питание начальник составлял в конце месяца и вместе с нарядами отвозил в контору для вычета из зарплаты. Сумма в ней складывалась из двух частей - "котла", который делился на всех поровну и "личного забора", который каждый набирал себе на обеды по своему вкусу - кто кашу, кто тушёнку, кто бычки в томате, плюс чай, курево, сгущёнку, а то и компот в банках или сливки с кофе. Свой личный забор каждый знал, а вот "котёл" рассчитывался из продуктов, которые набирал повар для стряпни. - У нас тоже по червонцу сверху, - словно радуясь, весело объявил Чибучин. Жора вопросительно поглядел на мужиков, которые, перестав материть повара, с интересом уставились на него. Видимо они ждали, что скажет старший мастер буровиков, как-никак, он жил вместе с ними в бараке, а не в камералке с начальством.
- Постойте, - охладил их пыл Жора, - Скажи Тихон, ты записывал, что брал на кухню.
Поняв, что самосуд откладывается, Тихон облегчённо снял замызганный фартук и поплёлся следом за Жорой. Было принято, что рабочие не заходили в камералку, так как там были секретные карты, рация, оружие и прочие ценности, включая пару бутылок спирта. Жора, тоже, хотя и был ИТР-ом (инженерно-технический работник), без приглашения туда не заходил, поэтому потоптавшись на крыльце, вошёл внутрь один. Бадма Дамдинцэрэнович сидел за столиком у печки буржуйки и попивал чаёк вприкуску со сгущёнными сливками. Рядом лежали две опорожненные банки из-под тушёнки, и стояла банка консервированных персиков. Супрун, чертивший на миллиметровке разрез на широком столе с тремя керосиновыми лампами, заинтересовавшись, отложил карандаш и транспортир в сторону.
- Так никто не расписался, она там, на столе осталась, - Жора кивнул за дверь в сторону кухни. Начальник недовольно повёл узкими щёлками на любопытничающего Супруна и, помешкав, встал. Жора, сразу же вышел наружу и, позвав Тихона, пошёл к складу; но вышедший спустя время начальник вопреки их ожиданию направился к кухне. Хотя солнце уже скрылось за сопкой, было ещё хорошо видно. Балагурившие от скуки мужики, завидев начальника, примолкли. А он, ни слова не говоря, забрал ведомость со стола и словно никого не было вокруг, направился обратно к себе в камералку. - Что это он, хмурый такой?
Назавтра, с утра пораньше начальник пришёл на кухню и расплылся в приветливой улыбке. - Кашу будете? - засуетился Тихон, - с подливой сегодня.
Жора глянул в ведомость, там теперь стояли "нормальные" суммы и первый расписался. За ним потянулись остальные рабочие, передовая ручку друг другу. Убедившись, что все расписались, начальник снова насупился и, недобро взглянул на Жору, ушёл восвояси. Глядя ему вслед, повар передразнил:
- Я так думаю, он свой личный забор на общий котёл скинул. Трескает-то он не хило, видал у него на столе и компоты и сливки и тушёнку.
*** И, правда, как в воду глядел Чибучин.
На этом очередной цикл бурения закончился. Поставив новую коронку на снаряд, Жора привычно опустил четырёхсотметровую колонну буровых труб на забой, подогнал станок к устью скважины, включил вращатель и дополнительно к весу труб добавил гидравликой нагрузку на коронку. Потом заполнил Буровой журнал, указав интервал бурения и выход керна, и разрешил помощнику покемарить на лавке за печкой до следующего подъёма. А сам стал следить за бурением, прислушиваясь к станку и поглядывая на манометр насоса. Монотонный гул навевал дремоту. Чтоб развеяться, он вышел на помост. Близился скорый рассвет. Любуясь тускнеющими звёздами над треногой вышки, Жора уловил еле заметное изменение тона гудящего станка. Быстр вернувшись в тепляк, он некоторое время понаблюдал за ходом шпинделя, который практически стоял на месте. Всё указывало на то, что матрица коронки завальцевалась, стала лысой, скрыв алмазную крошку, поэтому проходка остановилась. По хорошему, надо было поднимать снаряд и менять коронку или "затачивать" её на наждаке. Но не тратить, же время на порожний спуско-подём, пробурили-то всего-то с метр с хвостиком. Прикинув варианты, Жора решил заточить коронку прямо на забое "всухую", хотя это и запрещалось, так как было чревато прихватом снаряда. Он выключил насос, дополнительно прижал гидравликой коронку к забою, и напряжённо вслушивался, как завыла колона в скважине. Побурив таким образом с десяток секунд, он, не останавливая вращения, оторвал коронку от забоя, давая ей остынуть. При большой нагрузке и скорости, матрица коронки нагревалась и интенсивно истиралась сухой породой, оголяя содержащие в ней мелкие алмазы. Но стоило зазеваться даже чуть-чуть, и раскалённая коронка могла застрять, а то и расплавиться в породе. Повторив эту операцию ещё пару раз, Жора снова включил насос и, сбросив давление, приступил к нормальному бурению. Убедившись, что проходка скважины возобновилась, он присел за столиком, прислушиваясь к бурению. Ночь сменилась рассветом, клонило в сон и чтобы не задремать, Жора, как всегда, пересел на тёплый электродвигатель станка и, прикрыв глаза, продолжал слушать привычную симфонию. За стенами еле слышно тарахтел дизель-генератор, насос в углу прерывисто чавкал своими поршнями, гоня воду на забой, станок вибрировал и монотонно гудел, а скважина издавала собственные мелодии в зависимости от характера бурения. Жора давно приноровился к этой катавасии и по звуку понимал, что сейчас творится на забое - хватает ли там промывки, сменилась ли порода, затупилась ли коронка. В какой-то момент Жора открыл глаза, и чуть было от неожиданности не свалился с двигателя. Перед ним, щурясь и улыбаясь во всё широкое лицо, стоял сам Бадма Дамдинцэрэнович, уперши руки в боки. - Ага, спишь! - радостно, закричал он, стараясь пересилить гул буровой.
- Напишешь мне объяснительную записку, почему вы спали.
Жора сразу осёкся, ещё чего доброго, поцарапает сам свою жирную рожу и заявит, а это уже сроком пахнет, поэтому миролюбиво ответил:
На другой день к Жоре подошёл Супрун и без обиняков сказал:
Жора кратко рассказал, как начальник под утро припёрся на буровую и добавил в сердцах:
Геолог понимающе хмыкнул:
Затянувшись, Супрун сплюнул:
- А телега на меня? - напомнил Жора.
И оба, посмеиваясь, докурили, геолог сигарету с фильтром Опал, а Жора папироску Север. *** Случилось так, что в начале августа Жора попал на пару недель в больницу. Одноэтажная деревянная постройка располагалась на отшибе посёлка и была огорожена палисадом со штакетником, выкрашенным, как и сама больница в синий цвет. Дело близилось к выписке, когда в один из дней после обеда его навестил Бадма Дамдинцэрэнович. Был он как всегда, в костюме, шляпе и с портфелем. Жора, конечно, удивился его приходу, но виду не подал. Они прошли в палисад и уселись на вкопанную скамеечку под ветвистой берёзой. Дружелюбно улыбаясь, начальник протянул ему маленький кулечёк. При этом его чёрные глазки за узкими щёлками смотрели туда-сюда по сторонам, но, ни как на Жору. - Вот, угощайся.
Начальник довольно кивнул головой, умело сорвал золотистую пробку с горлышка и забулькал в стакан. Налив больше половины, как-то замялся, видно собирался налить полный, но решил, что этого будет достаточно. - Ну, за встречу, - он снова заулыбался, протягивая наполненный стакан Жоре. Водка была большой редкостью в этих краях, сколько помнит Жора, в поселковом магазине продавался только питьевой спирт.
Видно мириться пришёл, раз бутылку принёс, подумал Жора и не спеша, смакуя, опустошил стакан. Забрав стакан, начальник, сразу же сунул его в портфель. - А себе? - удивился Жора.
Дежурная сестра сидела на вахте и писала в разложенных бумагах.
Пожилая женщина недовольно оторвалась от своей писанины, но, оглядев грозного просителя в костюме и при портфеле, ответила:
Сестра тяжело встала и, шаркая ногами, направилась к ближайшей двери. Жора стоял, не понимая, зачем ему нужен доктор. Вскоре из кабинета вышел врач и вежливо сказал:
Доктор удивлённо оглядел обоих и пожал плечами.
Жора, озадаченный таким поворотом, возмутился:
Врач внимательно посмотрел на качнувшегося Жору и сухо заявил:
Тут до Бадмы Дамдинцэрэновича дошло, что его могут запросто загрести в каталажку и, придерживая портфель, быстро засеменил к выходу, грозя уже шёпотом:
Врач с сестрой переглянулись и засмеялись. - Кто это? - поинтересовался доктор, когда захлопнулась дверь.
*** В августе из отпуска вернулся Палыч. А Бадму Дамдинцэрэновича, говорят, направили куда-то руководить коммунальным хозяйством.
|
Автор: Александр Курт.
|