Датируется это произведение, вероятно, началом 50-х годов, когда в Каратау все начиналось.

От издателя: стихотворение это попало ко мне через третьи руки, поэтому публикую его без разрешения Автора.

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН В КАРАТАУ.

Покинув шумную Одессу,
Онегин вновь пустился в путь: -
На прошлое спустить завесу...
Умчаться вдаль куда-нибудь!
Сады Батума, пыль Ташкента,
Огни свинцового Чимкента, -
Мелькнули спинами акул...
И, наконец, пред ним Джамбул.
Спокойно выйдя из вагона,
Он сел на обветшалый "ЗИС",
Свой чемодан он бросил вниз,
И, как корабль из затона,
Поплыл в тот города залив,
Где держит базу НИУИФ.

Прожил на базе три недели, -
Покрышек ждали из Москвы,
Потом бензин пропал на деле
Для возки сахарной свеклы.
Затем сломалося динамо,
Потом шофер из Байкадама
Пропьянствовал двенадцать дней,
И не было других людей.

Но вот машина в путь готова,
В кабину наш Онегин сел.
Не проронил при этом слова, -
На кузов лезть он не хотел.
Средь крика, шума, визга, лая,
Прохожих пылью обдавая,
Машина, выпуская газ,
По длинным улицам неслась.
Дорогой лопнула резина,
В том месте, где течет Асса,
Стояли целых три часа.
Потом от дряни-лигроина
Два раза затухал мотор
И "ЗИС" стоял, потупя взор.

Наш друг бранил шофера строго,
Свистел напевы сам себе,
Но вот окончилась дорога, -
Заночевали в Май-Тюбе.

Поутру наложили в кузов
Десятка два иль три арбузов,
Огромных, красных, словно мак,
И вскоре виден был Чулак.
Все кто на Чулактау жили:
Нарожный, Роза, Симаков,
Ирина, Люба, Рябченков
Кругом машину обступили.
И вскрикнул вдруг
Лопатин Коля:
"Привез опять геоконтроля!"
B палатке средь камней и скарба
Онегин тихо отдыхал.
Читал отчеты Гиммельфарба,
А Коноплянца не читал.
Чуть утро, закусив картошкой,
И выпив кумыса немножко,
Он на участок уходил
И камни долго колотил.
Желая к делу приучить,
Его бранил начпарт сердито:
"Не мог кремень от фосфорита
Или гранита отличить!"
Науку страсти нежной зная,
А с геологией - пропал.

Так и Приятель наш Евгений
В унынье рано не впадал.
Ходил в горах, смотрел, искал, -
Нет в жизни больше наслаждений,
И вскоре всех нас удивил:
Месторождение открыл.
Так к цели путь всегда не долог,
Но надо только захотеть.
Теперь он с плеч до ног геолог:
Рюкзак, бинокль, компас да плеть,
Теперь его влекут желанья
Понять изгибы простиранья,
Он может спорить пять часов
О возрасте земных пластов.
В своем мозгу в порядке строгом
Расставил длинный ряд имен:
Протерозой, силур, девон...
Окинув всё пытливым оком,
К бумажкам приложив язык -
И каждый получил ярлык.

Работали не уставая,
Теперь он в партии не франт, -
Не белая ворона в стае,
Надевшая цветистый бант.
Лорнет теперь ему не важен, -
Аварии наклонных скважин
Онегина волнуют ум,
Когда он мрачен и угрюм.

Забыл театр, балы, дуэли,
Друзей далеких и врагов.
Какая радость, в самом деле
Копаться в грезах давних снов!
Зачем бульвары, экипажи,
Коляски и лакеи даже,
Когда к твоим услугам "Сброс" ,
Несущий вихрем без колес.
Зачем ростбиф окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный,
Когда поутру натощак
Ты можешь кушать бешбармак.
Забыл и давний лик Татьяны
И Ольги простодушный смех.
Сменили новые романы
Любовный вихрь былых утех.
Ему в разведке стала люба
Другая Ольга, Женя, Люба,
Ирина, Роза, Кати две.
Красавиц больше, чем в Москве!
С ним часто спорил вечерами
Наш Каратауский талант,
Ученый малый, но педант:
Спокойно разведя руками,
Бросал десяток острых слов
Андрей Сергеевич Соколов.

Томясь желаньем были новой,
Провел пятнадцать светлых дней,
Вдали от шума и людей -
В палатке рваной поисковой, -
У тех, о коих не сужу,
Затем, что к ним принадлежу.

Кто б не был ты, о мой приятель:
Геолог, химик, инженер,
Хочу с тобою, как приятель,
Расстаться на границе сфер.
Ты не ищи в строфах без счета,
Цитат из полного отчета,
Геологических статей,
Докладов, прений и речей,

Блажен, кто в поле едет рано,
Кто Каратау возлюбя,
Фосфаты ищет без обмана,
Найдет в горах и сам себя.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ОНЕГИНА.

Устав от странствий в Каратау,
От поисков фосфатных руд,
От тряски на конях усталых,
И от начальника причуд,
Оставив тишь степных селений,
Казахских юрт лиловый дым,
Онегин (вновь займусь я им),
Изведав плод своих трудов,
Найдя пяток месторождений,
В колонках буровых станков,
И все в горах до дна испив,
Решил поехать в НИУИФ.

Четыре дня вагонной муки
На полке мягкого купе,
Где в пульку резался от скуки
И пил вино на канапе.
Но вот уж близок шум столииы,
Мелькают крыши, словно птицы,
Доносится трамваев звон,
И он выходит не перрон.

От шумной площади Калужской
До института восемь верст
У остановки автобусной
Поутру протянулся хвост.
Сюда попал и ваш Евгений,
Он слышит здесь обмены мнений:
"Машины нет... часы бегут..
Осталось двадцать пять минут...
Нас могут передать под суд…"
Вот скрылись городские виды,
Онегин смотрит: за окном,
На пустыре огромный дом.
"Прочел "Инсектофунгисиды"
И испустил невольный крик:
Звонок пронзительно звенит,
"Тут можно поломать язык!"

Пройдя зеленые ворота,
Онегин входит в институт.
Спеша, махал портфелем кто-то
Уж десять, без пяти минут!

Идет по каменным ступеням
Дирекции отдать визит.
Сотрудников мелькают тени
Директор с ним был очень мил,
И вмиг на табель посадил.

Изображуль в картине верной
Я кабинет рабочий тот,
Где ваш геолог беспримерный
Строчит финансовый отчет.
Расписки, акты и фактуры,
Инвентаря номенклатуры
На сбрую, компас и коня
И на полпуда ячменя.
Готово все и легче стало,
Лишь счет на купленный рюкзак
Главбух не смог принять никак.
Онегин проворчал устало:
"Я бухгалтерию терпел,
Но наш главбух мне надоел!".

А в кабинете перьев скрипы.
С великой помощью "воды"
Оберточной бумаги кипы
Здесь превращаются в "труды".
В углу кричит начальник партии
На двух сотрудников, в азарте.
Все три - арап, прораб и раб -
Породу убирают в шкаф.
В нем отложенья пыли серой
Остались с "кудринских" времен -
Для агроруд отличный фон.
Осадки четвертичной эры.
Но камни лишены друзей,
Когда для них такой музей.