Разглядывал на днях архив фотографий студенческих лет. Чисто случайно нашел несколько цветных(!) фото горного похода студентов МГРИ зимой 77-78-го годов, правда, очень плохого качества, долго их рассматривал. Абстрактно всплыло бородатое лицо Шуры Куртмеметова. Видимо, это был недостающий зацеп. В памяти снова вспыхнули события того похода, 35-летней давности. Машинально поискал ручку, и… понеслось.

Когда мы только начинали учиться в МГРИ, жизнь представлялась нам довольно упругой штукой. Не без основания в нашей среде считалось, что мы ухватили её за "бороду".
 

Карелин Роман, Тузлуков Александр (автор), Никифоров Нитколай и просто друг (лето 1977, Загорскитй полигон)

Семнадцати - двадцатилетние парни и девушки смотрели в будущее с оптимизмом, чувствовали, что Родина без нас "вообще никуда", и энергия, бившая "через край", искала и находила свои выходы не только в учёбе, но и в каких-то иных, благородно - изощрённых формах проявления. Естественным желанием будущих "рудокопателей" не могла не быть попытка испытать себя в достойной встрече с горной стихией.

А когда у студентов есть время от учёбы и полевой практики? Конечно, зимой!

Сейчас уже сложно сказать, кто и где первым приступил к сортировке групп по интересам. Но, очевидно, что наша общага "Рудознатцев" на Миклухо-Маклая была почти идеальным местом такой "кузницы кадров", когда сбегав с этажа на этаж, можно было запросто обсудить очередной "проект века" в нашем понимании. Потом в профкоме и деканате, где настроения тоже были схожи со студенческими, согласовываем финансовую и "отгулочную" часть предстоящего мероприятия, и… вперёд.

Пару слов следует сказать о специфике наших факультетов.

Сейчас это, скорее всего, вызовет улыбку, а тогда это был очень щекотливый момент, играющий важную роль в "иерархии" жизни студенческого сообщества. Вспоминаем вместе: геофизики, геологи разных профессиональных оттенков, гидрогеологи - в основном такой большой цветник женских душ и голов, и ФТР и Р (факультет техники разведки и разработки). Ну, ФТР он и в Африке ФТР. Это, типа, те, кто по своим умственным и профессиональным способностям не смог попасть в три вышеперечисленные группы и, соответственно, должен был всю оставшуюся жизнь провести с отбойным молотком в штольне или с вилками около труборазворота на скважине. Вот, кстати, и министр геологии СССР на тот момент, Е.А. Козловский, был как раз из числа последних.

Так вот, по умолчанию считалось, что факультет, на котором более высокий проходной бал при поступлении, и есть более элитарный. Ну и чем ниже, тем жиже. И бесспорное лидерство в этом соревновании занимали геофизики. Такие интеллектуалы и чистоплюи.

Столь значительное отступление понадобилось здесь для того, чтобы зафиксировать момент той искры, из которой потом возгорелось пламя похода, память о котором жива по сей день.

Часть 1

Вы, наверное, будете сильно смеяться, но первые персонажи, с именами которых связано начало наших полудиких походов в горы, тоже были… геофизиками. Венька Калюжный, Никулин Сергей, которых в тот момент я совсем не знал и видеть не видел, но знал, что они уже сходили маршрут Караугом -Цей, и что это горное 3Б. А что такое горное 3Б, я себе вполне догадывался, так как прошедшим летом уже закрыл значок "альпинист СССР" в альплагере Айлама. Привлекательности района, связанного с именами на тот момент анонимных героев нашего курса добавляли рассказы моего друга - одногруппника Городецкого Михаила, который тоже входил в эту компанию. У него к месту и не к месту, у бардовских костров и чаепитий в общаге, произносилось слово Цаннер. Перевал Цаннер. И так как Цаннер на тот момент у меня прочно ассоциировался с Городецким, а Городецкий был просто друг, то когда на втором курсе, накануне зимних каникул мне предложили сходить в перевальный поход через этот Цаннер, то, понятно, отказаться от предложенного мероприятия было выше моих сил. Правда, позже выяснится, что это будет не Цаннер, а совсем другой перевал. Но это, знаете, как у юноши в период полового созревания. Толстая, худая, всё равно Цаннер.

Компания подобралась большая, десять человек. И возникла почти ниоткуда.
 

Компания подобралась большая, десять человек. И возникла почти ниоткуда.

Руководитель, Юра Машненков, вполне себе такой бравый, в неполных двадцать уже с бородкой, неистребимым оптимизмом и богатым опытом горных походов 2-й категории трудности в количестве то ли двух, то ли аж трёх штук.

Очаровательная пара, самая юная из всей нашей компании. Ира и Юра? Манушкины.

В тот момент им едва исполнилось по восемнадцать, и магнетизм их взаимопритяжения был наcтолько очевиден для всей нашей компании, что когда на привалах кто-то находился с ними рядом, самым правильным считалось отвернуться и заняться чем-нибудь полезным, а не глотать слюни от зависти. Через два или три года, ещё студентами, они поженятся.

Валя. Валя Шереметьева… . Я сказал: Шереметьева. Очень настойчивый, волевой человек. Когда где-то почти под перевалом ей стало тяжело, и кто-то из ребят предложил ей для верности понести её рюкзак, она так и сказала: кто первым подойдёт, убью ледорубом. Я даже как-то пытался оказывать ей знаки мужского внимания, но ФТР на тот момент не котировался у геологов вообще, а удалённость провинции от столицы делало это предприятие ещё более безнадёжным.

Тот, что на фото с гитарой - Олег. Тоже геофизик. Мне он казался человеком высшей пробы. Прекрасно пел и играл на гитаре, всегда был готов прийти на помощь, будь то работа на бивуаке, или в изнурительных подходах. Как-то лично для себя, внутренне, я его невольно сравнивал с Владимиром Высоцким. Чуть позже я узнал, что он был и однофамильцем именитого барда. Он был душой группы в походе, который из обычного ремесла благодаря Олегу превращался в некий творческий акт. К огромному сожалению, его жизнь трагически оборвалась ещё в студенческие годы.

Меня по "богатому горному опыту" и с учётом того, что все "блатные места" уже расхватали, назначили завхозом. Эта должность, кстати, была первый и последний раз в моей нудной горной карьере.

Юров Женя. В момент похода ему уже 27 лет. Может кому-то и не смешно, но он тоже геофизик. Отслуживший армию в звании сержанта, охотник, родом то ли с Магадана, то ли с Чукотки, уже имевший производственный опыт, он со своей немыслимой выносливостью стал нашим ангелом-хранителем, когда группа в горах заблудилась и попала в затяжной трёхдневный снегопад. Но об этом чуть ниже. Остальных четверых ребят я, к сожалению, по именам не запомнил, но узнать себя на фото при желании может каждый.

Часть 2

Мы без особых приключений выдвинулись на исходный пункт нашего маршрута в селении Дзинага Северной Осетии. Весь поход предполагалось закончить за восемь-девять дней. Планировались два варианта "ниток" маршрута. Первый: прохождение ледника Караугом с переходом в Цейское ушелье, или хотя бы "разведка боем", или, с учётом состояния снега и подготовленности группы оставался ещё и запасной, а именно тот перевал Цаннер (прим. Электрон,считали как горную 2А) и какая-то единичка на вершину. А с учётом довольно холодной зимы, полного отсутствия у многих опыта высоты, и довольно глубокий, особенно в верхней части цирка, снежный покров (местами - до 40см) делали эти восхождения вполне себе героическими.

Поначалу, выше селения подход под маршрут шёл по красивому сосновому лесу с неглубоким снегом. Шли бодро, запас сил был пока большой, и кроме радостного настроя на успех ничего особо примечательного не происходило, если не считать эпизода, когда я "пропал", "потерялся". А попросту - сильно отстал. Это произошло, видимо, оттого, что то ли от жадности, то ли от осознания высокой ответственности за вверенную мне должность я перегрузил рюкзак общественными продуктами. Группа, конечно, спохватилась, что меня нет, но о-о-чень не сразу. А когда я всё-таки дошёл до привала, Машненков так иронично спросил, что ты, мол, альпинист, там, в лесу делал. Когда я ответил, что искал "второе дыхание", поначалу это прозвучало как дежурная фраза. Но когда в процессе похода я его "нашёл" окончательно, фраза стала трендом. То есть на привалах с видимой серьёзностью обсуждалось, под какой именно сосной я его нашёл, и нельзя ли там ещё чего-нибудь поискать, и желательно, вкусненького. Тот факт, что все были молодые, здоровые, а посему всегда голодные, делал себе ситуацию с едой вполне комичной. Наш командир, отдадим ему должное, "железной рукой" ввёл правило, что за продукты и их наличие отвечает только завхоз, и за всеми перекусами - только к нему. А так как рюкзаки были не "резиновые", а глаза ребят такие преданные и умоляющие, что процедура выдачи лишней пайки на очередном привале превращалась в некое священнодействие, когда даже сбитое от нагрузок дыхание в момент получения "сладенького" становилось более ровным.

В первые дни похода всё шло достаточно гладко.
 

В первые дни похода всё шло достаточно гладко.

От прохождения разорванного ледника Караугом в тот момент мы благоразумно отказались.

В цирке под перевалом, сильно закопавшись в снег, поставили палатки. Переночевали. На следующий день сходили на перевал (прим авт., Электрон или Цихварга). Шли медленно, тяжело. Было много снега. Тем не менее погода стояла пока солнечная. Сходили.
 

На леднике Караугом.

После днёвки под перевалом было решено сходить ещё на вершинку по маршруту 1Б в том районе ГКХ, откуда до сих пор непонятным мне образом нам предстояло спуститься по другому маршруту и попасть в другой населённый пункт, откуда благополучно уехать во Владикавказ. Никаких описаний маршрутов подъёма и спуска с вершины у нас не было, детальной карты района не было, и группе приходилось полагаться на "безоговорочный" авторитет руководителя, который уверял, что он и карты изучил, и район в целом ему знаком. От нас требовалось только "вперёд и вверх, а там…". Что мы, собственно, с удовольствием старались делать.

Поутру, когда началось выдвижение в сторону вершины, было пасмурно. Но если кто-то из нас в тот момент чего-то и опасался, ну там, лавин или просто возможности заблудиться на подъёме, то или не подавал вида, или просто гнал от себя неудобные мысли. Что и говорить: у Юрки был талант убеждения отключать всяческие сомнения.

Тактически подъём на вершину поначалу напоминал подъём на перевал. Шли с рюкзаками. Постоянно тропили снег, который на тот момент казался нам довольно глубоким, сантиметров 30-40. Видимость становилась ограниченной. Впервые за весь поход пошёл мелкий снег. К нему добавился ветер, который по мере набора высоты только усиливался. Последние метров сто перед выходом на гребень уже "рубились" по несложным скалам, кстати, довольно дружно, между тонкими струйками снеговых ручейков, стекавших по склону крутизной градусов сорок. На данный момент прогнозы Машненкова пока подтверждались. Это была обычная горная 2А, для зимы. На альпинистскую 1Б склон если и тянул, то с некоторой натяжкой.

На вершине мы были около четырёх часов дня. Высота, скорее всего, была в районе 4000м. Существует фотография, на которой десять счастливых (долго думал) человек, уставших, заиндевевших, стоят с поднятыми ледорубами, отмечая покорение чего-то там в метели. Это были мы. Дело оставалось за малым: быстренько спуститься. Погода на глазах портилась. Видимости окрестностей не было никакой. Наспех перекусив, группа рванула в сторону предполагаемого спуска и… оказалась на краю пропасти. По крайней мере, из за сумерек и разыгравшейся метели дна этого скального обрыва не было видно. Возвращение по пути подъёма в планы группы не входило, да и наши следы в метель затянуло так, что в наступивших сумерках мы тупо на склоне рисковали заблудиться. Выбора не было. Решили ночевать на вершине в надежде, что за ночь распогодится. Вершинная площадка была довольно просторной, я бы даже сказал: для вершины слишком просторной, не менее чем 10*10 метров. Палатки у нас тогда были "супер", из обычного брезента. Мы их поставили входом друг к другу, чтобы, не вылезая, приготовить общий ужин и в условиях нависшего урагана общей группой комфортнее его переждать. Все держались очень "молодцом". Травили байки, шутили. Олег даже пытался играть на гитаре. На вершине с гитарой ночью - анекдот ещё тот. А тут - жизнь. К полуночи ветер стал дуть с такой силой, что грозил порвать палатки, поэтому стойки решено было убрать вообще . Так ночь и лежали, в брезентовых мешках, пытаясь хоть как-то согревать друг друга собственными телами. Уставшим, нам всем как-то удалось по три-четыре часа поспать. Это была пятая или шестая ночь нашего пребывания на маршруте.

Наутро картина поменялась не сильно. Ветер чуть ослаб, видимость улучшилась с 20-ти до 50-ти метров. Но ни окрестных гор, ни направления предполагаемого спуска абсолютно не было видно. Машненков на какое-то время куда-то ушёл. Потом вернулся и попросил меня пройтись с ним, посмотреть место предполагаемого спуска. С противоположного от нашей стоянки края вершинной площадки шёл вниз простой осыпной склон. Довольно пологий. Если память не врёт, поначалу его крутизна не превышала двадцати градусов. Но угол этого направления относительно пути подъёма составлял то ли 120, то ли 150 градусов, но никак не 90. Обменялись мнениями. Было ясно, что на вершину мы выбрались не на ту, на которую Юра планировал. Я стоял на расстоянии 12-15 метров от основной группы и наблюдал в этот момент за поведением товарищей. Мела позёмка, ребята собирали палатки и от ветра и холода пританцовывали, кутались в свои далеко не фирменные курточки и явно ждали какой-то определённости в разрешении данной ситуации.

Посмотрел на склон. Он был пологий, но явно шёл в другую сторону от предполагаемого направления. Что я мог на тот момент сказать Юре? Я мысленно представил, что если мы находимся на любой вершине отрога ГКХ, а по относительно невысокому перепаду высоты, преодолённому нами на подъёме, и устной информации по перевалам района картина рисовалась именно такой, получалось, что большой разницы, спустимся мы с вершины ниже по ущелью или выше, не было. Будем тропить чуть дольше. Главное - выйти к заданному населённому пункту. Об этом я и сказал Юрию. Примерно так же считали и остальные участники группы. Главное: за день сбросить как можно больше высоты и, в идеале, добраться до зоны леса.

Часть 3

Поначалу склон "лёгким винтом" уходил в нужную нам сторону. Мы были почти счастливы. Мы шли по затяжному осыпному склону, а не слазили по крутым скалам. Шли в условиях плотного снегового тумана, с каждым часом спуска наблюдая странные миражи, когда то справа, то слева вырастали какие-то странные стены, точнее, блики стен, но наш спуск по-прежнему оставался пешим. Ветер слабел, но снежные хлопья становились всё крупнее. Они всё падали, падали, и мы далеко не сразу поняли, что нас затягивает в снеговой плен. Часа через три-четыре скорость спуска сильно упала. Снежный покров доходил до колен, местами- до пояса. Потом стало совсем невыносимо: сколько бы мы ни двигались, мы оставались в "снеговом мешке", склон казался бесконечным, а сил у группы становилось всё меньше. Душу грело только то, что мы считали, что находимся по-прежнему в Осетии, что спуск, несмотря на обильный снегопад, должен пройти значительно быстрее подъёма, а где-то там, внизу, нас ждут пышные лепёшки и горячий чай.

Где-то к 16 часам дня стало окончательно ясно, что на быстрое тепло рассчитывать не приходится. Склоны гор по-прежнему были снежно- каменистыми. Ни кустов, ни тем более деревьев, не было видно. Наша работа на спуске выглядела следующим образом: впереди - парни, все восемь человек, девчата шли сзади. После полудня, всё чаще первый, потропив свои двадцать- тридцать метров, отваливался в снег, в сторону, и иногда был не в состоянии сразу подняться даже после прохождения данного участка всей группой. Надо было уже думать о поиске места для палаток, но в рыхлом, мокром снегу уставшая и намокшая за день группа рисковала в этих условиях получить полный пакет простудных заболеваний. Да и крутые склоны с нависшим на них глубоким снегом и высочайшей вероятностью схода лавин, изматывая, гнали нас всё дальше вниз.

Ситуация становилась почти критической, когда кто-то из ребят в нескольких десятках метров впереди и выше по склону увидел что-то чёрное, похожее на строение. Чуть позже группа почти "на брюхе" вползала в этот "оазис цивилизации", которым оказался длинный каменный сарай, на котором не было даже крыши, но почему-то сохранились надёжные потолочные перекрытия. В нём было сыро, но относительно ровно, и за шиворот ничего не сыпало и не капало. Почти единодушным было наше мнение , что этот каменный барак когда-то был построен для проходчиков штольни в данном горном районе. Все были продрогшие и смертельно уставшие. Нужен был хоть какой-то костёр, и его удалось сделать из чудом сохранившихся досок подоконников и мелкого строительного мусора. Мы уже начали терять счёт дням своего пребывания в автономном режиме, зимой, в условиях высокогорья, а последние два дня - и в экстремальных погодных условиях. Нашим телам был нужен отдых, но какая может быть днёвка в условиях полной неопределённости и постоянного гула от схода снежных лавин.

Дверной проём и окна мы завесили палатками, чуть согрелись. Много топили снега и пили чай. Пытались даже шутить и что-то играть на гитаре. Получалось не очень весело. Теряясь в догадках о своём действительном месте нахождения, мы по-прежнему, особенно руководитель, были уверены, что находимся в Северной Осетии. Фраза о том, что, может быть, это уже Грузия, прозвучала только раз, и то в форме иронии или сарказма. К ночи гул лавин с окрестных склонов и сильные порывы ветра слились в одну мрачную какофонию. Мы пытались спать, а снег продолжал засыпать окрестности.

К утру снегопад почти утих, но сохранялся густой туман, и видимость по-прежнему не превышала пятидесяти метров. Для нас очевидным было сейчас только одно: любой ценой уходить вниз по ущелью. Барахтаться в снегу мы начали почти сразу при выходе из своего укрытия. Старались сохранить вчерашнюю тактику движения в "линейку", с постоянной сменой ведущего через каждые десять- двадцать метров. За первый час нам удалось продвинуться от барака не более 300- 350-ти метров.

Рельеф становился более долинным, и снега было почти всегда до пояса.
 

Снега было почти всегда до пояса. Появились первые кустики.

Появились первые кустики(!), но до завершения нашего перехода "через Альпы" было ещё далеко. И вот тут во весь свой богатырский рост (по-моему, 1м 68см) "встал" Он, Юров Женя. В предыдущие дни Евгений как-то старался особенно не выделяться. Теперь ситуация изменилась. Там, где каждый из участников тропил десять - двадцать метров и потом от усталости отваливался в снег, он проходил пятьдесят, а то и сто метров, чуть отходил в сторону и как-то почти в никуда говорил: надо пока не спешить, силы могут ещё пригодиться. За ним, идущим первым, в какой- то момент группа начинала отставать по уже пробитой в снегу траншее.

Снегопад шёл всё тише, но усилился туман. Становилось теплее. Окрестные склоны гудели от сходов невидимых в тумане лавин. Вот и первый ожидаемый "сюрприз": линию спуска преградила сошедшая ночью лавина. Её конус был не очень высоким на склоне, но в нижней части наблюдалось большое количество экзотических снежных "шаров", похожих на те, из которых по мокрому снегу дети лепят снеговиков. Ноги через раз проваливались в неплотную снежную корку, и было очевидно, что стихия играет с нами в коварную рулетку: накрою - не накрою. Потом был второй лавинный конус, потом третий. Женя на этих участках шёл первым без смены ведущего, беря на себя все риски неопределённости поведения склонов, попутно умудряясь рассказывать, как молодым один зимой ходил охотником по тайге.

Теперь мы явно двигались вдоль русла то ли засохшей, то ли замёрзшей горной реки. Мелколесье становилось постоянным. Толщина снежного покрова неуловимо уменьшалась. Снег под ногами ощущался более рыхлым и доходил нам чуть выше колен. Как ни странно, никто даже не вспоминал ни о перекусах, ни о желании где-нибудь отдохнуть. Дело прошлое, скажу честно: воля у группы была "железная". Понятно, что и страх мобилизовывал силы и непрерывно гнал нас вниз.

К пяти часам вечера начинало быстро смеркаться, но… мы снова успели. Не скажу, кто первым увидел то ли охотничий, то ли пастуший домик на противоположном от нас склоне реки. Это было спасение. Домик был летним, сбитым из каких-то хлипких досок. Туда мы набились вдесятером вместо четырёх для нормального размещения. Ветер нещадно продувал его и нас через все видимые и невидимые щели, но (!) в нём была печка-буржуйка и дрова. И даже какая-то крупа. И в нём уже было совершенно безопасно, так как это было лесистое относительно пологое место. Сейчас каждый читающий эти строки в меру своей "испорченности" может себе представить, какое наслаждение он смог бы испытать в стол экзотическом Храме Жизни.

Всю ночь мы по очереди дежурили и подкладывали в печь дрова. Кайф от одновременного сочетания жары и холода был ещё тот. Абстрактных эмоций почти не осталось, никто даже не простудился. Теперь была даже не надежда, а твёрдая уверенность, что хоть в Турцию, но мы обязательно дойдём.

Утром первый раз за последние четверо суток наш приют заливало солнце. Каждый, кто впервые выходил на хлипкое крылечко, был поражён увиденным. В том направлении, откуда мы пришли, на значительном от нас расстоянии, простиралась громада Главного Кавказского Хребта. Громада Гор была на столько грозной и неприступной, что, казалось совершенно невероятным, как какие-то букашки- человечки смогли там пролезть. Становилось ясно, что мы в Грузии, но абсолютно не ясно, в какой населённый пункт приведёт нас горная тропа. Поздним утром мы покидаем наш горный приют, много фотографируем кристально-чистый снег на фоне красивых вековых сосен. В такие моменты, когда понимаешь, что по-прежнему жив, красота природы воспринимается особенно нереально - остро.

Нам потребовалось ещё несколько часов изнурительной тропёжки, пока наконец-то мы не увидели первые человеческие жилища. Это было селение Гоби(?). Грузия! Очень трудно описать, с какой теплотой и вниманием встретили нас местные жители; исхудавших, заросших, измученных. Каждый из нас сохранил в памяти что-то своё от этой встречи. Образно ситуацию можно сравнить с кораблём в океане, на который подобрали шлюпку с моряками, почти потерявшими надежду на скорое спасение.

Нас приютил у себя в доме красивый молодой мужчина - грузин, живший с матерью. Нам накрыли по местным меркам того времени просто шикарный стол. Было много отличного грузинского вина с тостами, с отличными грузинскими тостами за дружб у, хороших людей и просто за жизнь, и складывалось общее ощущение, что все прошедшие зимние месяцы только нас тут и ждали.

Наутро хозяин дома показал нам, будущим геологам, местные штольни, много рассказывал об этом месторождении. Он вообще был отличным рассказчиком и очень хорошим человеком. Для меня именно этот человек остался в памяти визитной картой грузинской нации. А не тот результат пропагандистской мерзости, которой так много накопилось в последующие годы между нашими странами.

Мы оставили бабушкам и дедушкам свои аптечки, крупы - всё, что теперь перестало быть фактором выживания в автономном походе и двинулись дальше. Куда? Правильно. В сторону города Гори. Да-да, того самого Гори, который является местом рождения "Великого кормчего ", заведшего нашу великую страну в такие коммунистические дебри, из которых мы и в 21-м веке ещё не можем выбраться без потерь.

Мы не пошли в музей Сталина, мы - устали. Сели на остановке в автобус и уехали в малоприметный для нас город Они. Потом был Кутаиси, потом почему-то город Сочи (есть мнение, что это был Сухуми, но, думаю, теперь это не столь существенно), куда нам пришлось добираться с пересадками. Там мы в ожидании поезда на Москву в январе посетили местный дендрарий. Выглядели при этом вполне прилично, в позднем стиле армии Наполеона во время его зимнего возвращения из России домой. Причём наши валенки и драные куртки не произвели на обитателей субтропиков ни малейшего впечатления.

Потом, разумеется, была Москва. Бедные студенты тогда ещё могли себе позволить такое очаровательное турне. Поход вместо запланированных девяти дней, с днёвками, продолжался полных тринадцать.

Вот такая незамысловатая история.

Поэтому уважаемые сыновья и дочери, внуки и внучки, берегите своё старшее поколение. Ведь они там, в заснеженных горах, по большому счёту, только для того и старались выжить, чтобы вы потом смогли прочитать об этом.

P.S. Для гурманов и буквоедов: после написания рассказа отыскал в интернете схему района, по которому проходил описанный поход

Для оценки "трудозатрат" и примерной нитки маршрута обращаю внимание читателей на исходный пункт, посёлок Дзинага, и ферму (так помечено на карте за ГКХ. Других строений там просто нет). Нарисовать "нитку" каждый может попробовать сам. Нам тогда было не до этого. И я объяснил - почему.
 

Увеличить схему.