… вновь разошлись и, не щадя друг друга,
щиты, отбросив, на одних мечах рубились яростно.
Железная кольчуга клоками рваными болталась на плечах.
Ударов гул, да хриплое дыханье двух гладиаторов звучали в тишине.
Трибуны стихли, в нервном ожиданье - на чьей Фортуна будет стороне?
Упали оба.
Встал один, шатаясь, меч подхватил, к трибунам взгляд поднял.
Там Цезарь,
среди рёва, улыбаясь, приветствуя его, как РАВНОГО!, стоял.
Он руку протянул и вниз направил палец: "Смерть побеждённому!".
"Добей его! Добей!" - вскричали разом и младой, и старец,
ухоженный патриций и худой плебей.
Он подошёл к врагу, и неуклюже приставил к горлу меч, потом убрал.
А тот, едва дыша в кровавой луже,
"Что тянешь?.. - хрипло зашептал, - ты победил… я не в обиде…
жалею только об одном…
что, так свободы не увидев, умру заколотым скотом…"
Тут гладиатор, вдруг, нагнулся:
"Свободным стань, - в ответ сказал, - Ты, человек!
- и улыбнулся, - Живи, а мой черёд настал.
Прощай!"
И он вскочил на ноги, мечём, трибунам погрозил:
"Жестокий Рим!
Вас всех накажут боги!
Всех без разбору, кто бы, где не был!"
Его распяли у дороги, чтоб каждый ехавший видал,
Как гордый раб здесь умирал - забитый, жалкий и убогий.
"Глупец", - смеялись палачи.
А в это время, там, в лесах, ковали варвары мечи,
ковали Риму смертный страх.
